В лохмотьях, худенький, болезненный и бледный,
«Дрожа от холода, с заплаканным лицом,
На площади меня раз встретил мальчик бедный
И сжалиться над ним молил меня Христом.
«Нас пятеро сирот — отец взят в ополченье
И при смерти лежит в постели наша мать,
С квартиры гонят нас, нет денег на леченье,
И нам приходится по суткам голодать».
Горел я, слушая; облилось сердце кровью…
Но пособить ничем не мог я их судьбе…
Ребенка обнял я с тоскою и любовью,
И долго плакал с ним… о нем и о себе…
«Я нищ, как ты, едва с тяжелыми трудами
Я достаю свой хлеб, — сказал я наконец, —
Проси у богачей… пусть сжалятся над вами…»
И я пошел… Взглянул — передо мной дворец.
Богат, роскошен, горд, прекрасен и громаден,.
Беспечной радостью и счастьем он сиял,
И свет огней в нем был так весел и отраден…
Так безмятежно в нем царь русский пировал…
И что ж не пировать? Дворец его так пышен,
И яства и вино так нежат тонкий вкус;
Ничей — ни вопль, ни стон, ни вздох ему не слышен,
Неведом для него нужд мелких тяжкий груз…
По прихоти бросать он может миллионы,
Именье у рабов, их жизнь, их честь отнять,
Велеть, чтоб за него на смерть шли легионы,.
Чтоб дочерью ему пожертвовала мать…
Всё для него!.. И скорбь, и бедность, и страданья,
И гибель воинов, и граждан кровь и пот,
И грех и низость их, и даже наказанья —
Всё зреет для него в прекрасный, сладкий плод…..
Не диво, Русь, что — в тьме, в лохмотьях, в униженьи,
Замерзши чувствами, терпя духовный глад, —
Хоть в ад ты бросишься по царскому веленью;
Вся жизнь твоя теперь — позорный, душный ад.